Жадностью заражены все итальянские коммуны; когда флорентийцы, встреченные поэтом в аду, спрашивают его, живет ли еще в городе «любовь к добру и к честным нравам», он восклицает:
Ты предалась безумству и гордыне,
Пришельцев и наживу обласкав,
Флоренция, тоскующая ныне...
(«Ад», XVI)
«Пришельцы» - это «новые люди», это та «деревенщина», которая заполнила Флоренцию и заразила ее стремлением к «быстрой наживе». Вот язва, разрушившая добрые старые устои города. Сколько преступлений совершили граждане флорентийские из жадности!
Однако не только Флоренция болеет жадностью, больны ею все городские республики. Про всех них Брунетто Латини мог бы повторить свои клеймящие слова:
Завистливый, надменный, жадный люд!
(«Ад», XV)
А духовенство! Из жадности папы прибегают к симонии: Николай III, Бонифаций VIII, Климент V. Встреченный поэтом в чистилище Адриан V сознается:
Жадность там порыв любви к благому
Гасила в нас и не влекла к делам.
(«Чистилище», XIX)
Николая III, который упрятан головою в яму и дрыгает ногами, обжигаемыми огнем, поэт осыпает негодующими проклятиями:
Торчи же здесь; ты платишься за дело;
Ты крепче деньги грешные храни,
С которыми на Карла шел ты смело...
...............................
Вы алчностью растлили христиан,
Топча благих и вознося греховных.
...............................
Сребро и злато ныне бог для вас;
И даже те, кто молится кумиру,
Чтят одного, вы чтите сто зараз.
(«Ад», XIX)
Жадностью обуяны все монахи. Францисканцев и доминиканцев корят за это в раю Фома и Бонавентура. Одинаково жадны и бенедиктинцы с камальдульцами. В четвертом круге ада поэт видит грешников, у которых на темени тонзура. На его вопрос Вергилий поясняет:
Те - клирики с пробритым гуменцом;
Здесь встретишь папу, встретишь кардинала,
Непревзойденных ни одним скупцом.
(«Ад», VII)
Если к этому прибавить то, что говорится о жадности итальянских государей в трактате об итальянском языке (V. Е. 1, 12, 6), и то, что говорится о жадности итальянских литераторов в «Пире» (Conv. I, 9, 2), то собранный материал будет достаточно богат и разнообразен. Выходит, что нет сословия, нет класса, нет общественной группы, которые не были бы заражены жадностью. Так видит мир поэт. Это результат его наблюдений, его знакомства с людьми, вынесенный как во время пребывания во Флоренции, так и в годы странствования по другим итальянским городам и за пределами Италии. Материал собран огромный. Как его следует истолковывать?
Обвинения в жадности, брошенные по адресу отдельных людей и отдельных общественных групп, чаще всего по адресу духовенства, очень часто раздавались и до Данте. Ими пестрят латинские стихотворения вагантов, ими была полна противопапская литература средних десятилетий XIII века, появившаяся в разгар борьбы с Римом Фридриха II Гоэнштауфена, в частности одна латинская сатира, написанная рифмованными четверостишиями. Она возникла в сороковых годах XIII века, и автором ее считали Пьеро делла Винья. Эти обвинения звучат и в сирвентах провансальских трубадуров. Мотив жадности, как мотив сатиры, не нов. Ново то, что Данте его обобщает.
Анализируя хотя бы только приведенный выше материал, далеко не исчерпывающий все упоминания о жадности в произведениях Данте, можно без труда установить, что он распадается на две группы. Часть упреков в жадности носит чисто индивидуальный характер: обвинения в жадности направляются против определенных лиц или определенных групп. Другие упреки, рассыпанные преимущественно в канцонах, в «Пире» и в «Монархии», - обобщены. Одно дополняет другое. Указания на отдельные факты в итоге складываются в широкую картину, а общие положения как бы подводят под нее философский фундамент, помогающий осмыслить ее во всей универсальной широте. Жадность как явление универсальное - это основной итог наблюдений поэта. И в этой универсальности исторический смысл его наблюдений. Его резюмирует «Комедия». |
