Заключительный этап карьеры Бонифация VIII был достойной расплатой за все его преступления. Если бы Данте дано было знать, что раньше, чем сгниют кости убитых в дни флорентийского погрома, король Филипп IV поссорится с папой, Данте, быть может, действовал бы иначе. Сейчас ему пришлось удовольствоваться мыслью, что судьба отплатила виновнику его бед сторицей. 7 сентября 1303 года, в то время как папа находился в своей резиденции в городке Ананьи, неподалеку от Рима, дворец его был взят штурмом местными жителями, которых вел его заклятый враг Колонна. Вместе с отрядом французских рыцарей, во главе которых стоял канцлер Филиппа Гильом Ногаре, они ворвались во дворец, стащили папу с трона, сбили с его головы тиару, и старый рыцарь Шарра Колонна, схватив его за горло, вынуждал произнести слова отречения. Легенда прибавила к этому, что Шарра ударил папу по лицу рукой, закованной в железную перчатку. Затем жители Ананьи, отрезвленные и, может быть, решившие, что добычи, захваченной в папском дворце, им уже хватит, освободили его и дали возможность перебраться в Рим. Там он и умер, не будучи в состоянии пережить свое падение, 11 октября 1303 года. На делах Флоренции его смерть уже не могла отразиться сколько-нибудь заметно. Джерри Спини сумел надежно утвердить за собой командующие высоты. Правда, он еще не мог обойтись без поддержки Корсо Донати, тем более что ему пришлось понести серьезные убытки в день катастрофы Бонифация: его фондако в Ананьи начисто был разграблен теми же папскими верноподданными, которых натравил на Бонифация старый Колонна. Убытки Спини были, конечно, не так велики, как убытки Черки после флорентийского погрома, но все-таки возвращать старых конкурентов для Джерри было совершенно немыслимо. Ему пришлось утешаться тем, что незадолго до смерти Бонифаций, конечно по совету Спини, назначил банкирами курии вместо временно приостановивших платежи Моцци давних банкиров анжуйского дома в Неаполе Барда; Моцци были «белые», Барда - «черные», дружественные Спини.
В эти роковые для Бонифация осенние дни 1303 года Данте был уже далеко от родной Тосканы. Нет ничего удивительного, что он порвал с эмигрантами. Он тоже не был ни политиком-практиком, ни искусным дипломатом. Но у него была отличная голова, и он умел распознавать людей. Во всей компании «белых» и гибеллинов он не видел ни одного человека, на которого можно было бы положиться настоящим образом. И он потерял веру в возможность победы. Он понял, что Флоренция и лига, даже если они не будут получать помощи от папы, сильнее, чем эмиграция, и что при том безначалии, которое царило в их лагере, об успехе думать не приходится. Личные нападки на него, очевидно, просто переполнили чашу терпения. Для спасения родины от папских покушений и от угрозы тирании он пожертвовал всем и готов был отдать жизнь за дело, которое он считал правым. А его упрекали и обвиняли, его оскорбляли и, быть может, даже покушались на него. С людьми, способными на такие действия, он не мог идти об руку. Родина изгнала его, а от изгнанников он уйдет сам.
В «Комедии» Данте дважды касается этого эпизода. Сначала в «Аде» (XV), где в уста своего учителя и друга Брунетто Латини он вкладывает такую тираду:
Тебе судьба готовит столько славы,
Что тем и этим будешь нужен ты,
Но далеко от клювов будут травы... [12]В оригинале написано: «по тебе будут голодны обе партии», что определенно указывает на политические организации; а последний стих - флорентийская поговорка, означающая: «их постигнет неудача». Смысл слов Брунетто заключается в том, что Данте будет предметом преследования сначала одной партии, потом другой, но не попадет в руки ни одной из них. Первая партия - «черные»: Канте деи Габриелли очень протягивал хищные когти, но Данте их избежал. Вторая - «белые». Что и они охотились за Данте весною 1303 года, и тоже неудачно, явствует из тех слов, которые Каччагвида говорил ему, продолжая свое пророчество (Рай, XVII):
Худшим гнетом для тебя отныне
Общение будет глупых и дурных,
Поверженных с тобою в той долине.
Безумство, злость, неблагодарность их
Ты сам познаешь, но виски при этом
Не у тебя зардеют, а у них.
Об их скотстве объявят перед светом
Поступки их...
Данте имел право бросить эмигрантам эти обвинения. «Белые» забыли про его заслуги перед общим делом, несправедливо его обвиняли. Они пошли на авантюру, ничего не подготовив для ее успеха, и «разбили себе виски» - намек на поражение эмигрантов под Ластрою.
Выводом, сделанным Данте из первой попытки вернуться на родину силою оружия, было то, что он решил не входить ни в какую партию. Слова Каччагвиды - «И будет благом тебе, что ты стал сам себе партией»:
...A te fia bello
Averti fatta parte per te stesso, -
определили позицию Данте.
В словах Каччагвиды содержится глубокий подтекст: «Стал». Не «станешь» и не «становишься». Данте, видимо, хочет сказать, что он не входил ни в какую партию уже значительно раньше 1300 года, то есть не принадлежал к «белым» в критическую пору борьбы с Бонифацием и, во всяком случае, не был с ними с самого начала эмиграции.
Что это должно было означать? |
