3. Новая флорентийская культура
Пока Данте вздыхал по новой возлюбленной и писал «каменные», полные страсти канцоны, «Установления справедливости» свирепствовали против дворян. Гонфалоньер, сопровождаемый стражей, то и дело появлялся у дома того или другого из провинившихся и приказывал на своих глазах разрушать и срывать его до основания. Протесты обиженных раздавались все сильнее и сильнее, но младшие цехи, вдохновляемые Джанно дела Белла, держались твердо и не позволяли крупной буржуазии уступать дворянам. Поэтому дворяне решили устранить лидера ремесленников. Против Джано начались интриги, подробно рассказанные Дино Компаньи. Нужно было поссорить его с младшими цехами. Джано знал об интригах, но «более смелый, чем осторожный» (Дино) не принимал мер. Интриги вскоре перекинулись в Рим, где Бонифаций VIII, только что (декабрь 1294) избранный папою, мечтал подчинить себе Флоренцию и боялся усиления демократической группы. Он охотно поддержал дворян и богатых купцов. Джано в конце концов пришлось уйти в изгнание. Это было 5 июля 1295 года. На другой же день «Установления справедливости» были дополнены новеллами, которые фактически допускали дворян к приорату и слегка смягчали карательную часть конституции. Ремесленники, конечно, немедленно поняли, какая огромная политическая уступка дворянам заключалась в этой поправке. Свое отношение к ней они выразили в форме своеобразно красноречивой: когда приоры, кончив срок, покидали свое помещение, «их кололи в зад деревянными кольями и забрасывали камнями за то, что они согласились провести благоприятный для дворян закон» (Дж. Виллани). Ремесленники попытались добиться отмены изгнания Джано, но его враги нажали все пружины в Риме, и Бонифаций прислал во Флоренцию грозное письмо, предупреждавшее, что в случае амнистии Джано на город будет наложен интердикт. Интердикт ставил всех флорентийских граждан за пределами родной территории вне закона. Купцам, имевшим товары и капиталы за границей, с этим шутить не приходилось. Джано амнистии не получил и умер на чужбине.
Дворянам, вероятно, было нелегко подчиниться необходимости вступить в цехи. Но выгода была очень велика, и маленькое насилие над сословной гордыней искупалось с избытком. Получить запись (имматрикуляцию) было очень просто. Старшие цехи охотно пускали дворян к себе; в младшие они сами не записывались.
Данте не был в числе противников «Установлений». Он был в числе дворян, воспользовавшихся правом имматрикуляции в цех. Он выбрал шестой цех - врачей и аптекарей, один из старших. Этот цех, кроме двух основных профессий, включал книгопродавцев и художников. Выбрал его Данте, по-видимому, потому, что из двух интеллигентских цехов только в него и был открыт доступ неспециалистам. Юристы требовали предварительного испытания. А в купеческие цехи Данте, ничего общего не имевший с торговлей, едва ли стремился. В матрикулах его профессия формулируется так: Dante d'Aldighieri degli Aldighieii, Poeta Florenrtino. Поэт. Другой профессии у Данте не было.
Однако есть данные, заставляющие предполагать, что Данте, хотя и не чувствовал сильного влечения к политике, все-таки не избегал политической деятельности. В 1295 году он впервые выступает на политическом поприще. Его дебютом было избрание в члены Совета подесты еще до поправок, ибо основная редакция «Установлений» лишала дворян только права быть приорами; в члены Советов они допускались. В конце того же года, уже после реформы, Данте был членом специальной комиссии, которая должна была установить порядок выбора в новую коллегию приоров.
В нем кипели жизненные соки. Ему было тридцать лет - молодость и полный расцвет. Поэзия и философия не удовлетворяли его. Развлечения не захватывали целиком. А Флоренция того времени была лабораторией хозяйственных, социальных и бытовых экспериментов, самым беспокойным и богатым городом Европы. Во Флоренции все било через край: страсть и расчет, героизм и предательство, слава и бесчестие, любовь и ненависть, пышность и нищета. Звон оружия на улицах и звон золота на прилавках менял, тяжелый труд на окрестных полях и тонкие коммерческие выкладки купцов, осторожные ходы заправил города и опасные интриги честолюбцев - все это вперемежку со звуками лютни и виолы, с куплетами канцон и баллад, с процессиями и хороводами, с озорными поэтическими перепалками-канцонами и гирляндами цветов. Ведь именно в эти годы Флоренция от избытка богатства своего украшалась лихорадочно. Одно за другим вырастали грандиозные сооружения. В 1294 году коллегия приоров приняла такое постановление: «Принимая во внимание, что является признаком державного благоразумия со стороны великого народа действовать так, чтобы по его внешним делам познавались мудрость и благородство его поведения, мы дали приказ Арнольфо, архитектору нашего города, изготовить чертежи и планы для обновления церкви Санта Ре-парата с величайшим и самым пышным великолепием: чтобы предприимчивость и мощь человеческая не могли никогда ни задумать, ни осуществить ничего более обширного и прекрасного». Это было начало работ по перестройке собора, который Брунеллеско позднее должен был увенчать своим чудесным куполом. Вот это гордое сознание бьющей через край силы, избытка творческих порывов и уверенность в том, что предприимчивость граждан даст средства для самых грандиозных сооружений, руководили флорентийцами во всех начинаниях. Их было много, и большая их часть была начата при господстве Джано делла Белла.
В 1293 году было приступлено к украшению баптистерия Сан Джованни. В 1295 тот же Арнольфо ди Камбио начал строить церковь Санта Кроне. При закладке ее присутствовали кроме духовенства «подеста, капитано, приоры и весь добрый народ флорентийский, мужчины и женщины, с великим ликованием и торжеством» (Дж. Виллани). В эти же годы из городской и цеховой казны оказывалась денежная поддержка постройке орденских церквей Санта Мариа Новелла и Сан Спирито, а в 1298 году было приступлено к сооружению третьей городской стены, ибо население, буйно растущее, уже не помещалось в кругу старой и перебиралось в пригороды. Эти пригороды было решено охватить новым каменным кольцом. В том же году рядом с расширенной городской площадью, раскинувшейся на месте старых гибеллинских замков, начали строить Палаццо приоров, потому что разыгравшиеся к тому времени смуты делали небезопасными их пребывание в доме Черки за церковью Сан Проколо. И опять тот же неутомимый и гениальный Арнольфо принялся за постройку, чтобы создать свой шедевр.
Молодого Данте вдохновляло сознание, что он теперь уже полноправный гражданин этого чудесного города. Он был весь в упоении от этой атмосферы, полной творческих порывов, и в нем росло желание не оставаться безучастным созерцателем того вихря энергии, который кружил всем и дарил городу победу за победой на всех поприщах труда. Он учился, творил и незаметно втягивался все больше в общественную жизнь. И уже зрели события, которые должны были вовлечь его в свой круговорот. |
