XXXII
Когда была написана эта канцона, пришел ко мне один человек, который, следуя степеням дружбы, являлся вторым другом моим, непосредственно после первого. Он приходился столь близким родственником по крови преславной даме, что не было родственника более близкого[108] . После того как он в продолжение некоторого времени беседовал со мною, он попросил меня, чтобы я сочинил стихи в честь одной умершей дамы; слова его были темны, так что можно было подумать, что он говорил о другой, также покойной даме. Тогда я, убедившись в том, что он думает лишь о благословенной, обещал ему написать то, что он просил. Размышляя затем над этим, я решился написать сонет, в котором я мог бы до некоторой степени выразить и свои жалобы и пени, и дать его другу моему, так чтобы показалось, что он написан для него. Тогда я сложил сонет, начинающийся: «Пусть скорбь моя...» Он содержит две части. В первой я призываю верных Амору, меня разумеющих; во второй повествую о состоянии моем, вызывающем жалость. Вторая часть начинается так: «Мой каждый вздох...»
Пусть скорбь моя звучит в моем привете,-
Так благородным надлежит сердцам.
Мой каждый вздох спешит навстречу к вам.
4 Как жить, не воздыхая, мне на свете!
Глаза мои передо мной в ответе -
Я лил бы слезы чаще, знаю сам.
Оплакиваю лучшую из дам,
8 Чтоб душу в грустном облегчить сонете.
И призывают часто воздыханья
Ту, что в чертог небесный отошла,
11 В высокие небесные селенья,
Чтоб презрела мирские все дела
Моя душа в объятиях страданья,
14 Лишенная блаженства и спасенья.
XXXIII
Закончив сонет, я стал размышлять о том, кому он предназначен и под чьим именем должен появиться. Тогда я понял, что услуга моя была скаредна и незначительна, ибо я писал для лица, связанного столь тесными узами родства с преславной дамой. Поэтому, прежде чем дать ему сонет, я написал две станцы канцоны: одну действительно для него, а другую для себя, хоть и кажется, если не вглядываться внимательнее, что обе сложены для одного лица; но тот, кто пристальнее проникнет в смысл, увидит, что там говорят разные лица: один не называет эту даму своей дамой, другой же называет, как это всем ясно.
Я дал ему и сонет и канцону, сказав, что написал их для него.
Канцона начинается[109] : «Который раз - увы!..» - и содержит в себе две части: в первой, то есть в первой станце, выражает скорбь этот дорогой моему сердцу друг, ближайший родственник моей дамы; во второй я сам ее оплакиваю; она начинается: «Незримо порождают воздыханья...» Итак, ясно, что в этой канцоне горько скорбят два лица: один - как брат, другой - как слуга.
Который раз - увы! - припоминаю,
Что не смогу увидеть
Прекрасную. В сердечной глубине
Лишь злую скорбь и горечь ощущаю.
5 Твержу наедине:
«Ты эту жизнь должна возненавидеть,
Душа, могла бы ты предвидеть
Все треволненья и отсель уйти.
К печальным дням не простирай объятья».
10 И Смерть готов призвать я,
Обитель тихую и цель пути.
«Приди ко мне!» - душа моя взывает,
И тем завидую, кто умирает.
Незримо порождают воздыханья
15 Рыдающие звуки.
Я Смерти власть, печальный, возлюбил.
Лишь к ней одной летят мои желанья
С тех пор, как поразил
Мадонну гнев ее. Всю жизнь на муки
20 Я осужден. И в горести разлуки
Ее красу не видит смертный взор.
Духовною она красою стала
И в небе воссияла,
И ангелов ее восславил хор.
25 Там вышних духов разум утонченный
Дивится, совершенством восхищенный.
|
